40 лет назад в Бостоне Эллисон и Алекс Грей познакомились с Кеном Уилбером, знаменитым интегральным философом. Тогда они пригласили его погостить у себя в квартире и показали ему свои картины.
«Этим было ознаменовано начало диалога о сакральном искусстве и красоте, который продолжается в течение всех этих десятилетий. Кен предложил несколько важных наблюдений о том, как искусство способно знакомить нас с нашими высшими способностями. Искусство способно явить нам, кем мы можем стать, к чему мы можем стремиться». (См. соответствующую запись на Facebook-странице Алекса Грея.)
Далее — эссе Алекса Грея, посвящённое Кену Уилберу (в исправленном переводе).
Кену Уилберу — духовному другу художника
Впервые я обнаружил феноменальный философский гений Кена Уилбера, прочитав журнал «ReVision» около семнадцати лет назад. Я дивился тому, как он создавал свою модель и блистательно формулировал эволюцию сознания — от грязи до Бога — в книгах «Спектр сознания», «Проект Атман» и «Восхождение из Эдема». Широта и глубина его мыслей, чистота и оригинальность его открытий несомненно определяют Кена в иную лигу. Возможно, лигу одного, наиболее величайшего философа мира. Наверно, из сугубо корыстных побуждений я задавался вопросом, какие особые озарения мог бы он представить современным художникам. Способен ли он нам помочь проплыть сквозь дерьмовый арт-критицизм и вручить нам клинки критического мышления, которыми можно было бы сразить Бармаглота «флатландского модернизма» и Гидру постмодерна, и может ли его философия помочь искусству стать на путь к настоящему Духу?
Примерно в то время, в далёкий 1981, моя жена Эллисон как-то ответила на телефонный звонок и сказала: «Это Кен Уилбер! Он хочет поговорить с тобой». Наплыв радости, пришлось сильно сглотнуть: «Ум, алло?» — сказал я, и Кен ответил: «Здравствуйте, мне очень нравятся ваши работы, я бы с радостью увидел больше». Так мы пригласили его посетить нашу квартиру-мастерскую в даунтауне Бостона. Аппетит Кена к искусству был неутолим, он разглядывал одно произведение за другим с энергичной яростью.
Он всегда задавал осмысленные вопросы, показывая, что он интуитивно впитал то, что Эллисон и я вкладывали в свои произведения — будь то полотна, скульптуры или перформансы.
Именно тем вечером я впервые спросил его об искусстве и философии. Я сказал: «Одна из проблем с арт-критиками сегодня состоит в том, что у них не было мистических переживаний, посему их статьи всегда теоретичны и редко касаются духовности искусства. Когда критика искусства становится философской, они обращаются к великим философам XX века, которые сортируют экзистенциальные «реальности» жизни без Бога или же теряются в сложностях языка, ставя под вопрос даже саму вероятность нахождения истины. Куда обратиться духовно настроенному, философски мыслящему художнику?»
И Кен ответил: «Моим советом было бы вернуться к немецким идеалистам, вроде Шопенгауэра. Он стал последним великим философом, который занимался вопросами трансцендентальной функции искусства. Джозеф Кэмпбелл написал великолепную книгу под названием „Творческая мифология” в рамках серии книг „Маски бога”. Кэмпбелл довольно неплохо обобщает эстетику Шопенгауэра, посему это было бы самым лёгким введением в его философию. Если понравится, можно обратиться к оригинальным работам». Кен всегда может дать прямой совет на прямой вопрос. Хотя я и получил многое от чтения Ницше, я всегда слышал, каким шовинистским пессимистом был его предшественник Шопенгауэр, бывший тем, кто оказал на него основное влияние, посему я не утруждал себя попытками прочтения его работ. С тех пор, как я тщательно следую совету Кена, чтение немецких идеалистов — Шопенгауэра и Шеллинга — привело меня к великим открытиям по части того, как соотносятся искусство и мистицизм.
Кен давал мне и другие важные личные советы, — как, например, когда он предостерёг меня относительно моей склонности поверхностно смотреть на многие духовные пути и не выбирать ни один из них. Он посоветовал мне развивать глубинную практику. Он процитировал азиатскую пословицу: «За многими зайцами погонишься — ни одного не поймаешь». Вскоре я встретил учителя тибетского буддизма, Намкая Норбу; я посещал его уроки в течение многих лет, чтобы получить инициацию в духовные практики дзогчен. Медитативные практики продолжают оказывать сильное влияние на мою жизнь.
Любопытство и знание искусства, демонстрируемые Кеном, обширны и охватывают любую сферу. Мы встречались несколько раз, — иногда линии MTV-образов плясали беззвучно на экране в глубине его дома, когда мы обращали нашу беседу к искусству и сознанию.
Далее следует текст, собранный из сделанного мною конспекта нашего разговора, происшедшего в его доме в Боулдере, штат Колорадо, летом 1995…
*
A: Кен, я разговаривал с некоторыми друзьями-художниками, считавшими искусство своей духовной практикой. Я задавался вопросом, до какой степени могли бы мы рассматривать искусство в качестве полноправной духовной практики?
K: Есть стадии развития, которые я называю спектром сознания, — искусство может проистекать из всех этих стадий. Пиаже провёл экспериментальные исследования с детьми и определил существование последовательности разворачивания высших ценностей. Он показал, что сострадание и «справедливость» — это качества, не присутствующие в такой мере у четырёхлетних детей, потому что они попросту неспособны проецировать себя в роль другого; в возрасте примерно семи лет мозг/разум обретают способность принимать точку зрения другого человека. Человеческий разум может потенциально развиться через эмоциональные, рациональные, психические и духовные модусы сознавания. Высшие духовные стадии также являются прогрессирующими и разворачивающимися вместе с духовной практикой.
Таким образом, искусство может выражать любую из этих стадий или уровней сознавания — от сенсомоторного отражения материального мира до чувств и идей эго-самости, до социоцентрической или мироцентрической самости. Но таковое всё равно не является трансформирующим духовным искусством. Духовное искусство должно трансформировать художника и зрителя. Чтобы искусство было трансформирующим, ему надо отменить тебя.
A: Жизнь художника, а иногда и эго приносятся в жертву его искусству…
K: Да. Духовных художников искусство вынуждает идти за пределы того места, где они находятся. Им надо выйти за пределы ограничений их тела-ума или эго на высший уровень сознания и бытия. Кто-то мог бы взглянуть на сей процесс, как на «вариации в отношении крика». Самое великое искусство появляется через по-жестокому болезненное рождение. Художник подвержен боли. Это есть наихудшее и наилучшее. Чтобы искусство было духовным, художник должен становиться лучшим человеком после завершения произведения в сравнении с тем, каким он был по началу работы над ней.
A: Тантра или буддизм ваджраяны является моделью трансформирующего пути — трансформации страданий в мудрость. Тантрик порождает бодхичитту, или альтруистические намерения, сильную мотивацию помогать и приносить освобождение другим.
K: И всё же духовные практики ваджраяны осуществляются в медитативной атмосфере, в некоторой степени формализованной. Творческий процесс же, однако, есть бурная борьба. В мастерской художник борется со своими демонами.
A: Демоны помогают нам себя разорвать, возможно до точки пересобирания самих себя. Художники подобны Фениксу, они периодически жертвуют себя, сжигают аспекты себя, дабы породить нечто новое. Пустой холст требует себя превозмочь. И в большинстве случаев ты терпишь неудачу. Это злит тебя настолько, что ты хочешь прекратить творить искусство, или некоторые художники приходят к желанию прекратить жить. Но потом ты успокаиваешься и возвращаешься к работе. Помимо этого, превращение духа в форму требует обращения к сложным и резистентным материалам, ремеслу и техникам искусства. Практикующий медитацию вряд ли прольёт на себя терпентин во время сессии на диване, но в огне и алхимии мастерской вы взаимодействуете с весьма фрустрирующими физическими пределами «вещей». Большинство художников согласны с тем, что неудовлетворённость толкает их на нечто более глубокое и лучшее и сохраняет их для творения искусства. Даже такой «счастливый» художник, как Матисс, согласился этим. Мне кажется, Кришнамурти называл это творческим недовольством.
Разумеется, есть традиции священного искусства, в которых объекты создаются медитативно, как ты сказал, в виде поддержки созерцания. Таково письмо тибетской танки или иконы. В буддийской традиции есть мастера медитации, создававшие произведения искусства. Эти объекты особенно хранятся.
Но нет ли свидетельства о духовной практики в уровне понимания практиков? Взгляни на преуспевших художников. Можем ли мы назвать какого-нибудь «просветлённого» художника? Для меня Микеланджело — самый реализованный художник, но, похоже, он так и не разрешил своей меланхолии. Даже Блейк и Ван Гог, сколь ни считал бы я их святыми от искусства, вероятно, не достигли того, что бы мы назвали просветлением самадхи.
K: Западная традиция — помимо самого Христа, Плотина и Майстера Экхарта — небогата просветлёнными людьми. Святая Тереза достигла высокого психического или тонкого предела просвещения. По их меркам пришлось бы поставить Блейка и Ван Гога на высокий, но промежуточный уровень. Но такие духовные художники доказывают, что искусство может быть духовной практикой. Кто бы не захотел достичь вангоговского уровня видения и устремлённости? Это не значит, что искусство не может быть сильной позитивной практикой, даже если оно не приводит к тотальному просветлению.
Конвенциональное искусство — выражение себя или мира таким, какой он сейчас. Трансцендентальное искусство выражает нечто, чем ты ещё не являешься, но можешь стать… Алекс, это относится к нам обоим.
A: Именно поэтому лучше себя чувствуешь после завершения произведения. Трансформирующее искусство должно выражать нечто за пределами тебя, ему требуется твой рост за пределы твоей текущей самости. Здесь у художника тревога и боль трансформации совпадают. Достигается Истина, Благо и Красота и лучший человек получается посредством борьбы.
К: Как сказал Эмерсон, «Всё начинается, когда душа находит к тебе подход» [It all begins when the soul would have its way with you]. Определённые художники становятся проводниками Zeitgeist — духа времени. Это те избранные, кого настигает Мировая Душа и хватает за задницу.
A: Как Мунк, Пикассо, Поллок.
K: Самое лучшее, что они могли, это ощутить чувство изящества, будучи марионетками духа времени. Некоторые художники, вроде Поллока, соблазняются на поездку. Металлическая планка будет гнуться до тех пор, пока не сломается и не развалится на части. Художники находятся на месте разлома духа времени. Когда сила, выходящая за пределы индивидуального, хватает тебя, ты не избран. Художниками показывается возникновение общественной психопатологии или трансформирующего, трансформативного роста.
Алистер Харди, много лет назад написавший работу, посвящённую духовной перспективе эволюционной теории, под названием «Живой поток» (The Living Stream), провёл в Кэмбридже исследование религиозного импульса. Он почувствовал, что человечество обладает врождённой тягой к трансцендентному. Посему художники должны задаться вопросом: «Является ли моё искусство просто лишь способом утверждения моего бедного жалостливого “я”, или я готов к вызову духовной трансформации — достижению высшей самости и глубинного искусства?»
*
Именно так всё это проходило. Может быть, это более походило на интервью, чем беседу, но я всегда жалел, что эти беседы не могут продолжаться и продолжаться дальше. Когда бы я ни находился поблизости от Кена, даже когда он шутил и дурачился, это всегда священное время. Наши диалоги оказали очень сильное влияние на моё мышление, когда я писал книгу «Миссия искусства» (The Mission of Art). В какой-то момент он прочитал рукопись и послал мне электронное письмо: «Новый материал выглядит великолепно. Моим маленьким советом будет: будь чуть добрее к современности». Это был хороший совет. Я был крайне негативно настроен по отношению к духовной слепоте большей части искусства двадцатого века, не принимая во внимания с трудом обретённые свободы модернистского искусства. Я был немного похож на старого пердуна. Как предстаёт очевидным для любого современного художника, именно благодаря Сезанну, Пикассо, Матиссу, Дюшану, Дали и многим другим, мы больше не должны платить дань идолу или режиму и вольны творить любое искусство, какое душе угодно.
Кен пролил свет, весьма вдохновляющий свет на проблемы современного Искусства. Если б я мог, то объединил бы все его статьи по искусству в один том… «Око Художника», или нечто вроде этого, и сделал бы его обязательным для юных художников к прочтению — как антидот для спутанного и нигилистического мышления, наводящего сглаз на дискурс художественного критицизма.
Список работ Кена Уилбера, посвящённых Искусству (из тех, которые мне известны) и краткий синопсис выглядел бы следующим образом:
«В глазах художника — искусство и вечная философия» (In the Eye of the Artist: Art and the Perennial Philosophy, 1989).
Опубликована в слегка отличающихся редакциях
• в книге «Священные зеркала: Визионерское искусство Алекса Грея» (М., 2010; Sacred Mirrors: The Visionary Art of Alex Grey)
• и 2-м издании книги «Очей познания» (М., 2016; Eye to Eye) [к сожалению, в 3-м издании, по которому выполнен русский перевод, данная глава отсутствует (глава была включена во 2-е издание 1990-го года, но по какой-то причине была исключена в третьем переиздании), однако текст можно прочитать в указ. выше русском издании «Священных зеркал». — Прим. перев.].
Я попросил Кена внести небольшой вклад в мою арт-книгу, поместивший бы искусство в трансперсональный контекст. Поэтому в своём эссе он даёт краткий экскурс по Великой цепи Бытия — иерархии восходящих уровней сознавания — и предлагает задаваться следующим вопросом: «Какой уровень Бытия доступен художнику и выражается им?» Теософски настроенные художники, — Кандинский, Марк и Мондриан, — как отмечено, указали путь к новому универсальному духовному искусству. Кен суммирует свою позицию в формуле:
«Плохое Искусство Копирует, Хорошее Искусство Созидает, Великое Искусство Трансцендирует».
2. Различные отрывки из «Секса, экологии, духовности» (1995)
и «Краткой истории всего» (1996).
Это две наиболее важных книги Кена по причине их широчайшего охвата и оригинальности. Он ведёт ожесточённый спор с теориями модерна и постмодерна, обсуждая их «блеск и нищету».
Здесь Уилбер впервые вводит в обращение «Большую тройку»: Я, Мы и Оно — в связи со своей 4-квадрантной картой реальности. Эта карта интегрирует сосредоточенные на внутреннем и на внешнем модусы познания. Искусство относится к «Я» этой Большой тройки, поскольку оно выражает субъективный мир художника и является способом познания внутреннего мира.
3. «Как нам следует воспринимать Искусство? — Что и где есть Искусство?» (How Shall We See Art? — What and Where is Art?, 1996)
опубликовано в книге Эндрю Уэта «America's Painter».
Данная статья в расширенной редакции была опубликована в «Оке Духа» (гл. 4 и 5) как:
3 а. «Интегральная теория искусства и литературы» — части 1 и 2
Изумительный tour de force анализ того, как искусство было или может быть истолковано и как эстетически настроенный ум может видеть мир. Теории арт-критицизма обобщены сквозь века вплоть до (и дальше) постмодерна, что привело к описанию «Первоначальному холону искусства». Холон искусства описывает то, как толкование искусства всегда было контекстуально зависимым. В зависимости от того, кто воспринимает искусство, оно может рассматриваться с точек зрения психоанализа, социологии, экономики, политики и т. п. (и даже) духовности. Чтобы показать неотъемлемые недостатки проецирования собственных фантазий на произведение искусства без проведения хотя бы минимального исследования истины, окружающей контекст, Кен остроумно разбивает в пух и прах известное эссе Хайдеггера, посвящённое картине Ван Гога с изображённой на ней парой поношенных ботинок. В конце Кен рассматривает существовавшие в прошлом аргументы толковательных методов и приводит нас к пониманию, как всё-таки великое искусство попросту «захватывает наше дыхание», позволяя кратковременно высвободиться из оков нашего эго — на миг обрести освобождение в безвременном присутствии Красоты.
4. «Уровни искусства» (Levels of Art, 1997)
Отрывок главы из книги «Свадьба рассудка и души» (The Marriage of Sense and Soul [встречается вариант перевода: «Свадьба смысла и души»]), с. 191–194.
В «Свадьбе рассудка и души» Уилбер более детально касается пассажей, впервые появившихся в «Поле, экологии, духовности». Он связывает большую тройку «я», «мы», «оно» с искусством, моралью и наукой и долговечными идеалами этих путей познания: Красотой, Благом и Истиной. Каждый уровень Бытия соответствует подходу к искусству. Упрощая до четырёх уровней — сенсомоторного, ментального, тонкой души и причинного духа — Уилбер раскладывает, что мы можем ожидать с точки зрения искусства от каждого из широких уровней. И вновь искусство является Я (оком) Духа — Art is the I of Spirit. Одним из основных положений этой книги является то, что и научное, и трансцендентальное знание основываются на проверяемых предписаниях: «Если вы желаете это знать, вы должны сделать (то и это)». Для науки это может включать годы обучения определённому методу. То же самое и с мистицизмом: годы медитации ведут к духовным состояниям сознавания, идентичным описаниям сотен мистиков, собранных за тысячелетия. Для меня это особо выделяет «духовное предписание» для художников: чтобы творить духовное искусство, вы должны испытывать духовные переживания.
5. «Видеть мир — Искусство и Глаза Смотрящего» (To See A World - Art and the I of the Beholder, 1997)
Ансельм Кифер (Anselm Kiefer) попросил Кена написать эссе для одного из его выставочных каталогов, и, насколько я знаю, оно не было использовано в каталоге (?!), но доступно для чтения на вебсайте Кена Уилбера, находящемся по адресу www.shambhala.com/wilber. В данном важном эссе Кен утверждает, что Искусство Выражает Мировоззрения. Сначала он определяет спектр этих мировоззрений, особое внимание уделяя внимание исчерпанности экзистенциально-аперспективных, модернистских и постмодернистских эго-мировоззрений. После личностного идёт надличностное, и, согласно Кену, «сейчас уже, попросту, больше некуда идти, чем туда».
6. Предисловие к моей книге «Миссия искусства» (The Mission of Art, 1998)
Несколькими чётко подобранными словами Кен объясняет, что предназначение трансцендентального искусства состоит в выражении чего-то, чем ты ещё не являешься, но чем можешь стать, и что наивысшее искусство есть зеркало нашего истинного потенциала.
Кен множество раз указывал, — и я с этим согласен, — что искусство есть сущностно кристаллизованное (essentialized) мировоззрение, или, словами Башляра, «метафизика во мгновении». В течение тысячелетий культура включала в себя мировоззрения, которые выражают и определяют установки людей. Нам, как художникам, необходимо осознавать и быть ответственными за взгляды, передаваемые посредством нашей работы. Нам необходимо использовать все доступные средства для того, чтобы пересобрать и укрепить нашу сферу, и, по-моему, Кен предоставляет удивительный инструмент мировоззрения, позволяющий достичь мира между вздорными территориями науки, искусства и религии. После диссоциации и отчуждения художников и их сообществ, происшедшей в последние 120 лет, интегративный подход Уилбера видится весьма многообещающим. Он проложил путь за пределы текущего постмодернистского мышления в сторону интегрального подхода к искусству, в сторону искусства души. Надеюсь, что художники двадцать первого века позволят его мудрости питать видение своего сердца и открыть свои глаза для Духа.
Тот факт, что Космос вообще может существовать да ещё при этом рождать ум и сердце столь мудрые и заботливые, столь дисциплинированные и проницательно чистые, как у Кена Уилбера, для меня является убедительным доказательством, что Бог есть и Он заботится о нас всем сердцем. В течение многих лет за время относительно немногих, но очень плодотворных встреч Кен обогащал и направлял меня, и во множестве написанных им трудов он оставил для нас наследие духовной дружбы со всеми художниками.
Следующие ниже дурные стишки посвящаю Кену.
Я знаю человека, сильного
и высокого, как гигантское красное древо секвойя.
Он живёт на горе, медитирует
и понимает, что может Космосу быть нужно.
Когда красное дерево цветёт и даёт философский плод,
слышат это безграничные измерения.
Прыгают на лестницу его из древа,
Освещающую к Духу наш путь.
Истины мечами светла та лестница.
Облегченьем сверкают наши пороки.
Мы стыдимся и противимся, когда
Распознаём взлелеянное нами заблуждение.
И сей Трансцендентальный Борец
должен выбить всё это
В битве с философом ошибающимся.
Но оба извлекут из поединка урок.
Он не «звук шлифовки одного топора»,
Как могут шуметь о нём циничные парни,
Но — звук одного человека, нашедшего,
Что скрываться негде:
«Бог окружил это место!
Отворяй настежь сердце своё и выходи!»
Выразить должны мы почтение маяку краснодревому,
Западу путь освещающему.
Первейший из переводчиков Бури и Дхармы,
Как товарищ духовный, он — лучший.
— Алекс Грей (Alex Grey)