top of page

Психология психопатов: доцент-убийца и интегральная психопатология

Обновлено: 11 нояб. 2019 г.

В новостях прочитал про шестидесятилетнего доцента СПбГУ, историка, которого поймали с отпиленными женскими руками в реке Мойке. Он был в неадекватном состоянии, пытался избавиться от частей трупа. Дома у него нашли расчленённый женский труп. Выяснилось, что в порыве ссоры (а может, и не в порыве, а по предварительному замыслу) он, как сообщают (в этом будет разбираться суд), убил свою 24-летнюю аспирантку, с которой был в интимной связи и написал несколько научных трудов. Самое прискорбное, что на этого преподавателя уже жаловалась другая девушка за насилие над ней и угрозу убийства. Также возникали вопросы к плагиату в его научных трудах.


Монстр в человеческом обличье. Психопат. Доцент-убийца. Интегральная психопатология

Иллюстрация © Татьяна Парфёнова


Я не устаю повторять, насколько важно углублять наше понимание психопатологии (и криминальной психопатологии) применительно к повседневной, общественной жизни. Мы закрываем глаза на психопатов (в американско-клиническом смысле: лиц, буквально лишённых совести) и социопатов, иногда даже предпринимаем попытки нормализовать и рационализировать их деяния, парадигмизировать (возводить в образец) их преисполненные цинизма и бессердечия формы поведения, связанные с кражами или эпатажными проявлениями. Однако после них остаются если не холодные трупы, то иссушенные души.


Ясное видение зла, а не закрытие на него глаз, с сохранением способности к адекватно оптимистичному миросозерцанию является, на мой взгляд, подлинно целостным откликом.


Как целесообразно подходить к этому вопросу, как цельно откликаться на системные проблемы, лежащие в сути этого чудовищно события и тысяч сходных событий, которые происходят в стране каждый день?


Помимо разработки интегрального подхода к вопросам теневых аспектов жизни (с использованием AQAL-модели Кена Уилбера) можно за пониманием обратиться и к исследованиям Колина Уилсона экзистенциальной феноменологии преступника, насильника, убийцы.


Каждому человеку присуще стремление, или воля, к силе, могуществу, мощи. Уилсон назвал его сознанием силы (power consciousness). Это колоссально важное измерение жизни, не ограничивающееся ранними стадиями развития, а пронизывающей радость жизни (joie de vivre) как таковую.


Когда феномен сознания силы игнорируется, когда сам феномен силы искажённо воспринимается и извращается, когда в социуме, в культуре нет конструктивных способов испытать пиковое переживание собственной силы, собственного значения, достоинства, чувства могущества («как неотъемлемая часть Космоса, Я Могу»), — что наслаивается на травматические опыты и недодачу резонанса по сущностной силе, сущностной любви, сущностной воли, сущностном слиянии-соединении (если воспользоваться терминами А. Х. Алмааса) со стороны окружения, — то формируется в нашем психотелесном аппарате переживание дыры или множества дыр, пустот, дефицитарностей (отсутствия силы; отсутствия соединённости; отсутствия любви и т. д.). Рождается мощная индивидуальная и коллективная тень, патологический аттрактор, генерирующий волны искажения, избегания, компенсаторных влечений.


У преступника-насильника, скажем, импринтируется переживание кайфа от собственной силы в моменте, когда он насилует другого человека физически, морально, нравственно и т. д. Всё остальное время он пуст, зажат, напряжён, сухое растение, готовое загореться от малейшей искры. И лишь в акте преследования, «охоты» его затопляет переживание кайфа от власти над объектом.


Уилсон описывает влечение патологического преступника к преступлению (насильника к насилию и т. д.) как наркотическую тягу к кайфу от патологической формы сознания силы и параллельно желание хоть на миг избавиться от глубокой психической боли своей недостаточности, омертвелости, внутренней пустыни.


Вследствие этого может образовываться компульсивное повторение действий, приводящих к временной и скоротечной разрядке (например, чувство власти над другим живым существом в акте насилия), или импульсивные вспышки агрессии в желании защитить глубинно неосознаваемое ядро самости от слишком интенсивных стимулов и боли. Как, возможно, у этого преподавателя-историка, идентифицировавшего себя с Наполеоном и проявлявшего, судя по данным СМИ, явно нарциссические и иные дисфункциональные (для здоровой, зрелой, взрослой, целостной, сострадательной личности) черты вплоть до жестокого обращения не только с женщинами и студентами, но и, как сообщают, с животными (лошадьми на реконструкторских сражениях). Всё это человек проявляет явно не от цельной внутренней жизни, наполненной переживаниями любви, взаимного отражения, эмпатии, сочувственного милосердия к себе и другим, мудрости, присутствия, внутренней тишины, радости, сияния и раскрытия талантов.


Развивая психологию самости (self psychology), Хайнц Кохут показал, что у каждого ребёнка (и взрослого) есть три важных самостийных потребности: потребность в отражении моей самости как драгоценности, потребность в идеализации некоего внешнего объекта самости (в особенности родителя) и потребность в равно-партнёрском (peer) отношении. Таковы потребности самости, с младых лет вопящие, чтобы их насытили, насыщали, уважительно принимали.


Хроническое неподпитывание со стороны окружения этих потребностей, — а питаются они через живое переживание субъектом любящего отражения, эмпатии со стороны близких людей, их служение цельными объектами для идентификации на ранних этапах развития, — прерывает способность самости («я»-системы) к интернализации этих психических переживаний-энергий, или усвоению их в качестве внутренне репрезентированных психических структур (своеобразных насосов жизненной энергии, доступных и тогда, когда, скажем, «мамы нет» в непосредственной близости, через более автономное самоотражение, творчество, профессиональную деятельность и т. д.), к их утончению и усложнению. Например, при здоровом развитии человек может успешно реализовываться в искусстве, в спорте, в философии, в общественной деятельности, направленной во благо людей, и т. д.


В фазах-стадиях взросления могут происходить и чрезмерно психотравмирующие периоды, вызывающие травмы развития (developmental trauma), молотом бьющие по самым уязвимым местам той или иной стадии развития. В каждой такой точке могут образовываться различные психологические аддикции и аллергии — к еде, сексу, эмоциям, деньгам как символам статуса, признания, выживания и т. д., переживаниям силы/власти и т. д. Это всё может сопровождаться дырами стыда, крайне мучительного переживания психологического умирания («умираю от невыносимо мучительного стыда»), а вспышки стыда, которые индивид не научился ассимилировать, могут толкать на импульсивные действия.


Практически вся совокупность психопатологии, по современным исследованиям (как пишет, например, Бессел ван дер Колк), может быть связана с такими психотравмирующими ситуациями, с нарушениями в коммуникативном поле во время психологического рождения человеческого младенца и личности вообще. В результате жертвы домашнего насилия, небрежения, эмоционального пренебрежения, психологического одиночества и брошенности, хронических психотравматических обстоятельств проходят через формирующие этапы развития (особенно первые несколько лет жизни) без должной средовой подпитки, не испытав отношений любви, умиротворения, точного и ясного взаимоотражения (в зеркале души Другого). Они выходят из опыта травматичного и пустынного детства и отрочества с компенсаторными ригидными каркасами, с дефицитарными доспехами, с тем, что можно назвать компенсирующими типами характера, и с характерными эгоцентрическими фантазиями-наваждениями (которые обычно, в нормальном развитии, разбиваются о зрелую реальность, но в патологических случаях между реальностью и фантазией невротик, например, хронически выбирает фантазию).


В некоторых случаях это невротические и пограничные расстройства, в некоторых особо тяжёлых случаях речь может идти о психотических уровнях организации личности — с явными галлюцинациями и психотическими переслаиваниями психики, как у Джокера в последнем фильме.



Но также можно говорить и о вариантах формирования психопатической личности (если пользоваться этим термином согласно набирающей сегодня популярность американской клинико-психопатологической традиции, см., например, «Лишённые совести» Роберта Хаэра, — в советской традиции клиника психопатий понимается несколько иначе), сравнительно адаптированной в социальном плане — вплоть до бытия профессором вуза или генеральным директором/CEO корпорации, — но в действительности ригидной и преисполненной комплекса глубокой ущербности, эгоцентрированности (как неспособности рефлексивно и сочувственно посмотреть на себя со стороны), отсутствия совести и мягко-сердечного отношения к другим. Это хищники в человечьей шкуре, ищущие жертв для удовлетворения своего пристрастия к доминированию и высасыванию энергии жизни.


Неведомо, является ли тот доцент СПбГУ психопатической личностью или же у него какие-то иные психические сложности и нарушения. То, что его когнитивная функция позволяла ему вести активную интеллектуальную деятельность и даже быть кавалером ордена Почётного легиона (за научные труды о Бонапарте), никоим образом не должно удивлять, ибо здесь вопрос о дорациональных и иррациональных пластах психики. Точная психодиагностика — это вотчина психолого-психиатрической экспертизы (если таковая будет: речи о невменяемости пока не идёт, — хотя и были в СМИ сообщения о, дескать, «убийстве в состоянии аффекта», но это обычная линия защиты; впрочем даже обнаружение расстройства личности не означает невменяемости, ведь психопатов в нашей клинической психологии считают разновидностью нормы). Здесь мне важно вывести в область рефлексии вопрос о высоком значении общей информированности о психопатологии, ибо предупреждён (а, может, ещё если снял розовые очки) — значит, вооружён.


Здесь важно ещё не скатываться в слепой релятивизм, мол, все мы с личностными огрехами и, дескать, кто мы, чтобы судить или маргинализировать. Маргинализировать действительно не надо, это искажающая защитная реакция, но и отказываться от суждений (различающей мудрости) нельзя. Вспышки гнева или стыда могут быть у каждого, все мы так или иначе фрустрированы, однако приступы эгоцентрированной ярости, мести, патологической ревности, сопровождаемые убийством или членовредительством, пытками, издевательствами, изнасилованиями, это нечто совершенно иное.


И совсем иное: хладнокровное убийство, совершаемое кем-то, кто опустошён изнутри и лишён малейшего сожаления об отнятой жизни или искалеченных судьбах или кто готов пойти на то, чтобы загрести миллионы ценою миллионов же жизней (как в случае с одним американским психопатом из корпоративного мира, с сугубо корыстной целью задравшим стоимость важного лекарства и перекрывшим доступ к нему миллионам людей).


Такие сериалы, как «Mindhunter» (особенно первый сезон) или «Метод» с Хабенским, основанные, увы, на реальных кейсах и событиях, хорошо проливают свет на эту тёмную сторону жизни, буквально окружающую нас и подкрадывающуюся к нам настолько близко, что от неё не отвертеться.


221 просмотр0 комментариев

Comments


bottom of page