«Высшая форма отражения». Анализ понятия «сознание» в марксизме-ленинизме сквозь призму интегральной метатеории Кена Уилбера

Продолжим медленное чтение «Краткого философского словаря» (1954 г.). В прошлый раз мы рассмотрели, как марксистско-ленинские философы понимали «материю». Теперь посмотрим на «сознание» (с. 540–541) — сопоставив это с воззрением интегральной философии, основоположником которой является Кен Уилбер.

ИИ-сгенерированная иллюстрация

Статья довольно короткая и условно в ней можно выделить несколько подтем-подразделов:

1) определение «сознания» и «общественного сознания»;

2) «сознание», возникающее в результате трудовой деятельности;

3) отсутствие «сознания» у животных и роль языка;

4) соотношение «сознания» и «материи»;

5) влияние общественного бытия людей на их общественное сознание (и обратное влияние)

Авторы словаря понимают сознание следующим образом:

«Сознание — высшая форма отражения объективной реальности, свойственная человеку. Сознание человека является функцией „того особенно сложного куска материи, который называется мозгом человека“ (Ленин, т. 14, с. 215)».

Если я правильно понимаю нюансы теории «отражения», то более современным языком можно сказать, что отражение — что-то вроде моделирования реальности в субъективном опыте индивида.

Сразу после этого в статье даётся определение «общественному сознанию» (которое, по идее, надо было рассматривать в отдельной статье, а не допускать путаницу категорий):

«совокупность общественных идей, теорий, взглядов, отражающих условия материальной жизни общества, способ производства материальных благ».

Иными словами, если сопоставить с терминологией интегральной метатеории, для авторов словаря «сознание» — сознание верхне-левого индивидуально-внутреннего квадранта, ограниченное видоспецифичным диапазоном опыта, присущим человеку — прежде всего, Homo sapiens (с его способностью к мышлению и, как мы далее проясним, целесообразной деятельности).

В то же время «общественное сознание», судя по всему, есть попытка просуммировать мировоззрения в коллективном культурном квадранте, с акцентом на том, что контенты этого культурного («общественного») сознания определяются материальными формами, присутствующими в нижне-правом внешнем коллективно-системном квадранте.

Квадранты интегральной метатеории Кена Уилбера применительно к человеку

Авторы исходят из того, что внутренние содержания сознания усваивают (в «отражении»-моделировании), прежде всего, внешние материальные условия, которые и заполняют собой эти внутренние модели (образы внешнего мира).

Далее авторы утверждают возникновение сознания у человека «в процессе трудовой общественно-производственной деятельности. Сознание поэтому является продуктом общественного развития»:

«Именно в процессе труда, в процессе изготовления орудий производства и воздействия на природу человек осознаёт, раскрывает свойства предметов, отделяет существенное от несущественного, необходимое от случайного, выявляет необходимые и закономерные связи явлений. В процессе труда человек осознаёт также своё собственное отношение к окружающей его среде, к людям, участвующим в процессе производства».

Что нас здесь интересует: в процессе целенаправленной деятельности сознание человека учится дифференцировать реальность, оперировать орудиями труда, осваивать причинно-следственные связи в деятельности. Наше сознание развивается в трудовой деятельности, а трудовая деятельность в эволюционном плане есть то, что на протяжении тысячелетий обеспечивало выживание и материальное существование человеческого вида.

О том, есть ли сознание у животных, авторы уточняют:

«Так как сознание возникает лишь на базе общественно трудовой деятельности, то даже самые высшие животные лишены его. Наличие сознания предполагает способность действенного, осознанного отношения к окружающей среде, которая даёт возможность выделить себя из среды, определить своё отношение к ней, организовать целенаправленную трудовую деятельность».

«Перечисляя необходимые моменты человеческого труда, отличающие его от „инстинктивных форм труда“ животных, Маркс указывает на целесообразную деятельность человека, которая отсутствует у животных. Развитие психики животного составляет лишь предисторию человеческого сознания».

Иначе говоря, здесь мы вновь видим не универсальное (вселенское) определение сознания вообще, а видоспецифическое, человекоцентрированное (антропоцентричное) определение в качестве сознания того спектра опыта, который доступен человеку (но без включения трансрациональных измерений опыта, разумеется).

Далее подчёркивается постулат о связи сознания с языком:

«Возникновение сознания связано с возникновением языка, который так же древен, как и сознание. Формирование языка оказало огромное влияние на формирование и развития сознания. Звуковой язык является одной из тех сил, которые помогли людям развить своё сознание, своё мышление».

То есть видоспецифичное, человекоцентрированное сознание эмерджентно возникло благодаря появлению способности — или вместе с появлением способности — к языку. Языковое общение, речь сильно повлияли (и, можно дополнить, продолжают влиять) на «формирование и развитие сознания». Отсюда мы видим, что это человекоцентрированное, антропоцентричное сознание понимается не как нечто статичное, а как нечто динамично развивающееся (по крайней мере, в плане коллективной эволюции вида).

Затем авторы подчёркивают первичность материи, существующей вне и независимо от человекоцентрированного сознания:

«[М]атерия, существующая вне и независимо от сознания, первична, так как она является источником ощущений, представлений, сознания, а сознание вторично, производно, так как оно является отображением материи, отображением бытия».

В чём проявляется вторичность сознания по отношению к материи? В том, что

«сознание возникает лишь на известной ступени развития материи, развития природы, что сознание в виде идей, теорий возникает у человека лишь в результате отражения им окружающей среды, что общественное сознание в целом — духовная жизнь общества — определяется условиями материальной жизни людей, способом производства материальных благ».

Снова здесь индивидуальное и коллективное смешаны и несколько спутаны, хотя наша интегральная интуиция уже их довольно хорошо различает (дифференцирует): индивидуальное сознание индивида формируется в результате отражения (внутреннего моделирования) внешней среды, а коллективное «общественное сознание», понимаемое как «духовная жизнь общества», всецело зависит от материального базиса и системного квадранта.

Следующая фраза позволит нам получше уловить, что же понимают марксисты-ленинцы под общественным сознанием:

«Общественное бытие людей определяет общественное сознание людей. Каково бытие общества, каковы условия материальной жизни общества, — таковы его идеи, теории, политические взгляды, политические учреждения».

То есть прорисовывается, что под общественным «сознанием» понимается в действительности сознаваемый контент в виде идей и взглядов (мировоззрений), но нет анализа контейнера-вместилища этого контента (по понятным причинам малоспособности или малопригодности материализма к такому анализу).

В следующей сентенции указывается на то, что эти внутренние культурные образы-модели изменяются (а следовательно — их можно сознательно поменять) через изменение материального бытия: «С изменением общественного бытия людей изменяется и общественное сознание».

Однако это влияние диалектически обоюдное:

«возникнув на основе общественного бытия, общественное сознание в свою очередь воздействует на это бытие. Новые, прогрессивные идеи, взгляды, теории, отражая интересы передовых, прогрессивных сил общества, помогают борьбе со старым, отживающим, облегчают движение общества вперёд».

Другими словами, системное бытие человеческого общества в нижне-правом квадранте наводняет коллективно переживаемые образы отражения реальности своими отражениями-моделями. Однако, судя по всему, могут возникать некие прогрессивные идеи, которые не обусловлены этими реалиями (а возможно — обусловлены, но от противного, в качестве социальной критики), которые, в свою очередь, позволяют преобразовать материальное бытие общества. И тогда вследствие этого возникнет новое общественное сознание, которое будет отражать уже новые системные реалии.

Ну и последний тезис, который рассмотрен чуть раньше в статье, связан с введением понятия «духовная жизнь общества», а также понятия «классовое сознание»:

«Духовная жизнь общества проявляется в различных формах общественного сознания: в политических взглядах, в философии, науке, религии, искусстве и т. п. В классовом обществе общественное сознание людей всегда имеет классовый характер».

Первая часть понятна. Духовная жизнь общества понимается как некая совокупность цельной структуры «идеальных» «образов мира», существующих во внутренних квадрантах (прежде всего, в нижне-левом культурно-мировоззренческом квадранте, задающим смысловое, или семантическое, поле).

Для марксистов-ленинистов любое внутренне переживание называется «духовным» (или «идеальным»), так как внешние квадранты (индивидуальный и особенно коллективный) мыслятся ими в качестве первичных и как бы лежащих в фундаменте, а «духовное» мыслится как надстройка.

Что касается классового сознания, то оно выступает в роли фильтра-структуры, формирующей наш скрытый субъект, — мы сами не замечаем, как формируем онтологии (осмысляем реальность происходящего) на основе принадлежности к определённому социальному классу.

Если попытаться связать эти линии-ниточки в единый клубок, какое же герменевтическое пространство мы имеем вокруг понятия «сознания» в русле позднесталинского марксистско-ленинского мировоззрения, которое пытались культивировать в качестве единственно верной парадигмы мироосмысления?

Сознание ещё не рассматривается как универсальный феномен опыта/переживания/квалии, но рассматривается как сознание видоспецифическое, антропоцентричное, ограниченное исключительно человеческим диапазоном опыта. Когда мы так сужаем значение термина сознания, все остальные утверждения кажутся логичными: действительно, на самосознание человека сильнейшим образом повлияли труд, речь и материальные реалии.

При этом само сознание понимается, прежде всего, как активность по внутреннему моделированию («отражению») внешней реальности, однако допускается появление новых, прогрессивных содержаний (наверное, через критическое отталкивание от внешней реальности… или где-то в других работах всё же признаётся самостоятельность духовно-идеального начала, способного рефлексировать себя самое в духе формальных операций Жана Пиаже?).

Вместе с этим под общественным сознанием понимаются совокупности внутренних моделей-образов и идей, бытующих в том или ином обществе. Общественное сознание зависимо от коллективно-материального бытия: меняется бытие, меняется и общественное сознание. Однако прогрессивные идеи в общественном сознании могут привести к изменению бытия, что, в свою очередь, приведёт к масштабному преображению и сознания.

Слабость последнего взгляда связана с отсутствием интуиции архетипических форм сознания и особенно психической жизни — архаических пластов индивидуального и коллективного бессознательного. Мы меняем общественное бытие на прогрессивное благодаря усилию авангардистов-революционеров, однако коллективному сознанию всё равно присуща косность. Не получается то идеальное преображение общества, на которое наивно рассчитывали революционеры.

Крещение Руси в мифоцентрированное христианское сознание не отменило магическое мышление и языческую архаику, сохранившиеся на архетипическом уровне и до сих пор выстреливающие в виде суеверий и регрессий. Переведение общественной экономики на новые рельсы в первой половине XX в. полностью не изменило всего многосоставного психического существа народа, пусть и сильно его преобразило.

Если бы марксисты-ленинцы понимали идеи холархии и последовательно проанализировали уровни сознания в духе Кена Уилбера или индийского мыслителя Шри Ауробиндо (работы о котором, к слову, публиковались в СССР в первой половине XX в.), они бы не давали такого слабого анализа «идеального» мира, а начали бы учитывать его многоуровневую, многосоставную, матрёшечную природу, которая имеет определённую стабильность (кто-то сказал бы — косность) и сохраняется в качестве базовых структур, или кирпичей опыта, на уровне коллективного народного бессознательного и даже видового бессознательного.

Гораздо более прагматично не делать вид, что внутреннее есть лишь вторичное отражение внешнего, а с полным вниманием отнестись к анализу многосоставной сложности внутреннего («идеального», «духовного» в терминологии диамата) наряду с внешним.

В каждом из четырёх квадрантов AQAL-матрицы есть свои константы, которые сохраняются и являются онтологическими. В интегральной метатеории единицей онтологической реальности рассматривается не идеальное и не материальное: ни то, ни другое не являются первичными. Первичной является цельность матрицы тетравозникновения (четырёхквадрантной эмерджентности) внутреннего × внешнего × индивидуального × коллективного.

То есть для реалистичного анализа происходящего в качестве исходного постулата надо брать не коллективное системное материальное бытие, но некую Цельность индивидуального и коллективного сознания + индивидуального и коллективного бытия в их единстве, различии и взаимосвязанности.

Другой момент марксистско-ленинской философии сознания, явленной в этой словарной статье, но также проявленной и во множестве других материалистически ориентированных работах, состоит в путанице контента сознания и контейнера сознания.

Вначале идёт попытка дать корневое определение сознания как способности к отражению внешней реальности (однако при этом, кажется, имплицитно присутствует и предчувствие способности сознания к отражению реальности внутренней). Это более-менее хорошо. Однако дальше философская точность коллапсирует, и вместо сознания-контейнера (или сознания — вместилища сознаваемого опыта) под сознанием начинает пониматься сознаваемый контент (контейнируемые содержания сознания).

Всё это можно было бы сравнительно легко исправить через введение различия между сознающим началом (субъектом-контейнером, или сознающим/познающим субъектом-вместилищем) и сознаваемыми объектами (контейнируемым, вмещаемым содержанием).

Собственно, это то самое различие, которое на протяжении многих веков присутствовало в блестящем анализе великих созерцательных философий мира (в буддизме, индуизме, христианской мысли, немецком идеализме и т. д.), от которого столь опрометчиво отказались марксисты-ленинисты.

Это-то самое элементарное различие, воспетое ещё в древних упанишадах, почему-то ускользает от многих материалистических мыслителей (потому что они ориентированы на последовательный анализ внешнего мира, но редко имеют достаточную феноменологическую школу, чтобы последовательно и стабильно рефлексировать источники переживания/сознавания).

Отсюда целый каскад ошибок и неточностей в анализе объективной ситуации Бытия и Сознания, который начинается с того, что марксистские мыслители оказываются неспособны увидеть, что сознание-контейнер есть нечто большее и более исконное, чем контейнируемые содержания сознания (те самые образы-отражения реальности). Человеческое, антропоцентричное сознание есть лишь частный случай универсального понятия «сознание», осмысление которого требует понимания квалии, или данности субъективного присутствия/переживания в 1-м лице.

Сознающее начало, или сознание-контейнер (сознание-вместилище — в противоположность тому, что помещается в этот контейнер-вместилище), не ограничивается речевыми формами и интериоризированной речью в виде мыслей. Люди сохраняют сознание даже в условиях ментального безмолвия, или внутренней тишины. Язык, речь, дискурсивное (концептуальное) мышление являются крайне важными содержаниями сознания, которые вероятностно определяют, или направляют, осмысляющие и волевые траектории сознающего существа (например, человека), но сами по себе они, в плане филогенетической эволюции, являются более поздними наслоениями по сравнению с базовой сознаньевостью, или фундаментальной способностью к регистрированию опыта, или внутреннему переживанию (в современной западной философии сознания обозначаемому немножко несуразным термином «квалия», порою неверно толкуемым и имеющим смысл лишь с точки зрения отторжения редукционистских взглядов перспективы 3-го лица, не учитывающей реалии 1-го лица).

Сами марксистские материалисты отчасти об этом догадываются, когда говорят о психических переживаниях животных, не доходящих, с их точки зрения, до уровня того, что они называют «сознанием» как отражением, связанным с целенаправленной деятельностью (однако животные тоже отражают объективную, материальную реальность, и любой, кто внимательно взаимодействовал с домашними животными, может заметить наличие у них определённой интенциональности, которую можно зарегистрировать и сквозь призму человеческого опыта, — ибо многие базовые уровни сознания-и-бытия у нас совпадают, включая, скажем, эмоциональное отражение и общение).

Можно отметить, что само понятие «отражение» могло бы быть вполне дельно представлено, но, увы, здесь оно тенденциозно недокручено под гнётом крайностей своеобразно формулируемого материализма.

Был ли какой-то резон в их отказе от наследия мировой метафизической философии сознания — и слепоте, возникшей в результате такого самоограничения? Если мы следуем интегрально-постметафизическим трактовкам (уилбер-5), то, безусловно, даже у такого способа мысли есть смысл. Любая философия понимается не как отпечаток-отражение реальности, на последнюю никак не влияющий, а как способ задействования реальности.

Марксисты-материалисты хотели прежде всего преобразить самые основы общества, и они верно увидели чрезвычайную важность материального базиса, системных отношений, трудовых отношений и производства — как системного, всепронизывающего элемента. Поэтому они заостряли свою оптику на этой фигуре, размывая в фоне всё остальное.

Вместо распыления усилий получилось сконцентрированное поступательное движение, действительно преобразившее общественное бытие и общественное же сознание. Были построены железные дороги и автомагистрали, заводы, больницы, школы и космические корабли. Была достигнута победа над кошмарным злом нацизма — благодаря в том числе системно мобилизованным материальным мощностям.

Однако это всё равно оказался не целостный, а редуцированный, зауженный взгляд. Любая редукция без диалектического обращения к целому, особенно зацементированная в идеологическом догматизме, попросту приводит к игнорированию значимых онтологических реалий и недостаточной полноте анализа происходящего.

Сильные стороны узконаправленной парадигмы не закрывают её слабых сторон, через которые, собственно, и проникли в общественное сознание (особенно в сознание изнутри сгнившей чиновничьей верхушки) разрушающие его ментальные вирусы. Некоторые критики отмечают, что причины трагического распада СССР не экономические, а ментальные — то есть ошибки сознания (иллюзии) у ключевых фигур, принимавших решения. Чугунная онтология реальности, которая включает в себя не просто материальное бытие, но четырёхгранную Цельность всех квадрантов, даёт о себе знать и разрушает ложные, не соответствующие эволюционным вызовам образы мира.

В общем, по степени проработанности мировоззрения — nice try и много пищи для размышлений, однако слабые места текста при наличии более-менее целостной оптики становятся моментально очевидны. Через последовательную критику подобных взглядов на основе интегральной метатеории можно хорошо подчеркнуть фактурность по-настоящему Цельной Мысли, охватывающей равновеличие, взаимосвязь и цельное единство индивидуальных и коллективных внутренних и внешних реалий в их эволюционном развёртывании.