«Трудно писать воспоминания о прожитом. Опять гарью застилается душа. Пожар. Горели не леса и сёла, а человеческие судьбы Горела судьба страны. Многое выгорело совсем. Начисто.… А смыслы — суровые смыслы насильственного преображения человечества, притаившись, всё ещё жаждут крови». (В. В. Налимов, «Канатоходец», с. 21–22)
Вчера по приглашению БДТ им. Товстогова посетили спектакль «Человек». Это спектакль по мотивам знаменитой книги австрийского психолога и психиатра Виктора Франкла (1905–1997) «Скажи жизни „Да“: Записки психолога, пережившего концлагерь». Благодаря непостижимо невыносимому опыту, пережитому Франклом в нацистском концентрационном лагере, родилось его учение о логотерапии — буквально: исцелении смыслом жизни.
Если вы не читали ещё этой маленькой книжицы, то обязательно прочитайте. Я её читал ещё в университетский период, и она значительно меня впечатлила. Впечатлила в экзистенциальном плане. Впечатление оставил и спектакль «Человек», который начался ещё до своего начала, с приветствия актёрами зрителей. Я не буду раскрывать перипетий или давать какие-то интерпретации спектаклю. Не хочу отнимать у потенциального зрителя возможность увидеть и соприсутствовать на нём впервые.
Единственное, что скажу, это об экзистенциальном послании спектакля и самой истории жизни Франкла и всех невинно пострадавших и убиенных узников концлагерей. Причём для меня это про вообще всех узников бесчеловечных условий и механизмов дегуманизации, дающих волю регрессивным и деструктивным дисфункциям человеческого сознания и общества. Разумеется, говорю я только за себя: для меня спектакль о том, что значит быть человеком и как можно соединиться с опытом всех людей, с опытом их экзистенциальности — то есть условий, трагедий и вершинных моментов жизни.
Спектакль проходил на следующий день после годовщины снятия блокады Ленинграда — 27.01; среди книг, которые использовались в пьесе в качестве реквизита, были и книги о блокаде… опыт ужасов невыносимых условий — это опыт и наших семей…
Спектакль дал отчётливо понять, что, хотя я сам и не испытывал таких ужасающих условий в этой жизни, узником концлагеря являюсь и я. (Я же являюсь и освобождённым.) Не просто по принуждению, но из солидарности с горем неисчезающим, оставившим глубокую рану в ткани человечества. Эта рана должна и будет, как я надеюсь, служить на долгие века важным уроком и верной памятью как о доблести, порядочности, так и об опасностях низменных особенностей человеческой натуры. О тех последствиях, к которым приводит бесконтрольная инфекция общества тьмою и мраком.
В культуре есть вертикаль; важно, чтобы социогенез человеческих сообществ вёл ко всё большей целостности, доброте, красоте, правде, Духу как исполинскому сверхсмыслу. Важно создавать условия и причины для расцвета необычайной прекрасности всего подаренного нам мира. Мира, принятого и ежемоментно принимаемого нами в дар.
После спектакля, опять же при содействии БДТ, мне повезло спонтанно взять интервью у Харальда Мори, логотерапевта и близкого ученика Виктора Франкла в последние годы его жизни. По словам Харальда, его объединяли с ним не просто студенческо-ученические отношения, а глубокая дружба и искренний контакт. Это приятный, скромный и человечный австриец, занимающийся, кстати, ещё и дельфинотерапией. В мире, привыкшем цинично считать себя бессмысленным, он возвещает о важности жизненных смыслов!
Для меня жизнь Виктора Франкла значимым и осмысленным образом сочетается и пересекается некоторыми своими сутевыми мотивами с жизнью ещё одного глубокого мыслителя — нашего соотечественника Василия Васильевича Налимова, прошедшего через страшные годы ссылок, ГУЛага, потерь близких и друзей. Налимов обращался к идеям Франкла; для самого Василия Васильевича категория «смыслов» всегда играла важнейшую роль (одна из его книг так и называется: «В поисках иных смыслов»). В равной степени для него были важны и категории «спонтанность сознания» и «свобода».
На мой взгляд, видение Налимова мощнейшим образом проникает в природу смыслов и их значимость для дальнейшего эволюционного развития всей нашей цивилизации. О своём опыте прохождения лагерей Налимов пронзительно написал в книге воспоминаний «Канатоходец»; я надеюсь, что когда-нибудь драматурги и сценаристы доберутся и до биографии этого оставившего столь глубокий след в наших умах и сердцах мудреца.
Моя заметка началась цитатой из Налимова, ею же я завершу (В. В. Налимов, «Канатоходец», с. 84–85):
«Я написал эти воспоминания для того, чтобы сохранить память о том, кто умел жить, не покоряясь, сохраняя своё достоинство, свою самобытность. В те смутные годы всё было на пределе, и человек в повседневности своей жизни сталкивался с её запредельностью».
Разве не справедливо это и для Франкла? Текст: Евгений Пустошкин Фото: Татьяна Парфёнова