Интересно, что на рубеже XIX–XX веков в России была разработана и обоснована религиозными философами (Владимиром Соловьёвым и его единомышленниками) антропо-космическая утопия «положительного всеединства», которая предвосхитила многие особенности художественного утопизма Новейшего времени: его космизм (позднее он аукнулся в антропном принципе), его деятельный, отнюдь не отвлечённо-умозрительный характер, его особую ориентацию на творческий потенциал искусства. Переосмысливая и продолжая традиции неоплатонизма, гностицизма, философской и христианской антропологии, усвоив романтические идеи панэстетизма и не забыв о символистском идеале синтеза искусств, соловьёвцы сформулировали предельную цель своей программы: всеобъемлющее единение (прочь границы и оппозиции!) мира реального и сверхреального, духа и материи, Божественного и человеческого, Софии (мистической мудрости) и Логоса, религии и науки, искусства и практических деяний, собирая всё и вся в органичное целое, называемое вселенским Богочеловечеством — царством Добра, Красоты и Духовности. По мысли Соловьёва, в таком «положительном всеединстве» исчезнут все противоречия, что предопределяет «абсолютная солидарность всего сущего». Солидарность всего сущего! Удивительное учение, в котором христианская идея добра как стержня истинной веры легла в основу утопического замысла сотворения новой Вселенной и нового человека.
В отличие от традиционной эзотерики учение о «положительном всеединстве» — это прежде всего характерная для Нового времени и тем более для авангардного XX века созидательная утопия, то есть программа активного преобразования мира. «Наконец, — пишет Соловьёв, — человек уже не только участвует в действии космических начал, но способен знать цель этого действия и, следовательно, трудиться над её достижением осмысленно и свободно». (Антропный принцип совсем рядом!) Антроподицея (оправдание человека), а именно — оправдание его творчеством — вот главное смысловое зерно программы «положительного всеединства». Недаром Андрей Белый, которому была особенно близка эта сторона учения Соловьёва, пришёл к убеждению, что современная теория знания должна исчезнуть или стать теорией творчества. <…>
Художественные утопии XX века тяготеют к поистине космической широте (что тоже было предопределено ещё в начале столетия учением о «положительном всеединства»). Живописец авангарда стремится (разумеется, речь идёт об общей тенденции) раздвинуть пространственные границы своего ви́дения, то воспаряя в космические выси, то погружаясь в глубины подсознания (а согласно Карлу Юнгу, душа «на самом дне» тоже суть «вселенная»). Художник пробует передать на холсте предмет в четвёртом измерении или отыскать какой-либо способ прикоснуться к неизведанному, Иному. Словом, чаще всего его манит не личное, а сверхличное, не реальное, а сверхреальное, не частное, а всеобщее, не преходящее, а вечное.
— Светлана Батракова, «Современное искусство и наука. Место человека во Вселенной»
(Батракова С. П. Современное искусство и наука. Место человека во Вселенной. — М.: БуксМАрт, 2018. С. 48–49.)