Книга «Русские изгнанники и отверженные» составлена Николаем Болдыревым (его же, как я понимаю, псевдоним — Андрей Северский), челябинским философом, переводчиком, поэтом, автором прекрасных работ об Андрее Тарковском. Книга представляет собой антологию, собрание текстов, написанных разными авторами, о заметных, в некоторых случаях — выдающихся, изгнанниках, отщепенцах и отверженных русской культуры со времён Ивана Грозного и по XX в.
Наиболее ценно в книге именно многоголосье: вот Василий Розанов рассказывает — точнее, порою, поливает — великого философа-мистика Владимира Соловьёва; а вот где-то двадцать страниц спустя Андрей Белый осмеивает уже самого Розанова за его брызжущую слюну и неряшливость манер.
Всё же большинство или значительная часть жизнеописаний или субъективных очерков весьма конструктивны и уважительны. И все они служат пищей в костёр размышлений и рефлексии. В книге есть главы, посвящённые Григорию Сковороде, Ивану Киреевскому, Владимиру Печёрину, Петру Чаадаеву, Льву Толстову, Константину Леонтьеву, Павлу Флоренскому, Сергею Булгакову, Владимиру Соловьёву, Волошину, Хлебникову, Гурджиеву, Тарковскому, Асе Цветаевой и многим другим выдающимся и не очень личностям. Высокопоэтические описания, глубокая любовь, чувства приязни или неприязни приводят к тому, что эти тексты (некоторые из них) говорят с вами напрямую.
Нельзя сказать, что все герои книги мне одинаково оказались интересны или близки. Но осталось общее впечатление, подобное грёзе или исполнению какой-то заветной мечты: читая, я словно переживал встречу со старыми-позабытыми друзьями, знакомыми, а в некоторых случаях — даже с неприятелями и антагонистами. Можно читать дивную энциклопедию этих ярких личностей и открывать окно в прошлое, призывать к поминовению в настоящем, ибо ничто и никто не забыт. Те, кто были одиноки и изгнаны, никогда не покидали живой ткани Космоса.
Наиболее глубокий отпечаток оставили и интерес вызвали во мне соприкосновения с жизнью, мыслью и чувством Соловьёва, Волошина, Хлебникова, Павла Флоренского и Сергея Булгакова, Григория Сковороды и Владимира Печёрина; поразили строки-заклинания о Борисе Поплавском, бунинское ведийско-буддийское отношение к Льву Толстому как тому, кто постиг; тронуло космопланетарное и простирающееся во все временные направления видение Николая Фёдорова и то, как он поставил на местно заглупившего Льва Николаевича, посягнувшего на ценность книг; было удивительно читать письмо Александра Вертинского и рассказ об изумительной «блаженной Анастасии» (Асе Цветаевой, прошедшей через всевозможные ссылки и лагеря, но дожившей почти до 100 лет в итоге). Каким-то невинным трагизмом тронула меня судьба Александра Радищева, красочно описанная великим Пушкиным.
Впрочем, какие-то главы оставили меня почти равнодушным (как, например, глава о Гурджиеве, Александре Грине или Порфирии Иванове) или вызвали лишь отстранённый исследовательский интерес (Ерофеев).
Как и в случае другой книги Николая Болдырева, в некоторых моментах его (редкие) комментарии скорее мешали. Свою критику некоторых его взглядов, впрочем, я уже выразил в отзыве на его книгу «Тридцать историй о Пробуждённых», не буду здесь повторяться, — на самом деле то, что я написал в том отзыве, мне кажется применимо и в отношении данной работы. Но благодаря природе книги (а это, как я уже упомянул, сборник текстов разных авторов) вмешательство в повествование взглядов и предпочтений самого Болдырева сведено к минимуму. Впрочем, какие-то аспекты его жизненной философии вызывают у меня искреннее уважение и интерес; остывает сердце к нему лишь при встрече с чрезмерным, на мой взгляд, морализаторством.
При чтении «Русских изгнанников и отверженных» я вновь и вновь ассоциативно возвращался к концепции «Постороннего» (the Outsider), разработанной в феноменологическом экзистенциализме британского мыслителя Колина Уилсона, тоже английского изгоя и отверженного, сознательно выбравшего путь Постороннего. По сути, герои книги — это те самые Посторонние, которых Уилсон изучал и о которых написал десятки своих книг (к этому типу человека он относил того же Гурджиева или русских поэтов-романтиков XIX века).
Посторонний, по Уилсону, это человек, который слишком много видит, слышит, чувствует, осмысляет; он пытается прозреть конвенциональную вуаль существования, обрести смысл жизни на острие. Уилсон выделял несколько типажей Посторонних, к низшему из которых он относил героев экзистенциальных произведений Сартра и Камю, которых считал «неудачниками».
Обложка одного из англ. изданий книги Колина Уилсона «Посторонний» (1956)
Сартровский Рокантен да и сам Сартр для Уилсона — пример Постороннего, который слишком рано, быстро, просто сдался в своих поисках и принял своё сумасбродное и контингентное пессимистичное волеизъявление об отсутствии смысла в бытии за истину в последней инстанции.
Разные типы Посторонних по-разному пытались разрешить дилемму чередования неожиданных приступов вдохновения и апатии, тоски смертной, безбожной скуки, когда — по выражению Григория Сковороды — «сердце внутрь рыдает». Есть эстетически-художественный тип Постороннего, есть атлетически-соматический, есть криминальный, сексуальный типы, есть религиозный, мистический…
Уилсон пришёл к выводу, что, пожалуй, единственный тип, который подлинно решает экзистенциальную проблему чередования интенсивности смысла с бессмыслием, это тип мистического духовидца, типа Уильяма Блейка или Рамакришны, нечто вроде йога или йогина, мастера алхимии своего сознания, своей интенциональности, способности фокусировать, сосредотачивать, направлять своё сознание и жизненные силы.
Это, однако, тема для какого-то другого контекста, а не отзыва о книге «Русские изгнанники…». Но что можно было бы отметить, так это что составитель книги, Николай Болдырев/Северский, собрал в ней жизнеописания самых разных Посторонних, изгоев, разные типажи отверженных, и сам он, судя по всему, в некоторых смыслах схож с Уилсоном в своём видении решения экзистенциальной проблемы: подлинное решение лежит в уникальной цельности бытия, раскрываемой трансформирующим духовным мировидением и самопознанием.
Это то, что Кен Уилбер, другой современный мыслитель, называет подлинной наукой счастья — развитием через состояния присутствия к самопробуждению, радикальному перевороту-революции, преображению собственного сознания, раскрытию его изначальной и естественной трансперсональной мудрости.
Евгений Пустошкин, клинический психолог, переводчик, эссеист, главный редактор онлайн-журнала «Эрос и Космос». Вебсайт: http://pustoshkin.com